Под небом Уймона

Очерки истории строительства музея Н.К. Рериха


О.Е. Аникина

Предисловие автора

Многие не видели даже смерчей, и потому сказанное для них, как пустой звук.
Но пусть начнут соображать от самых грубо очевидных явлений и представят себе Беспредельность,
где все возможно, где никакое рассудочное мышление не исчерпывает всего Бытия.

"Сердце", 250.

Не может быть особенных иллюзий, когда берешься за безумную затею записок — в широком смысле — о жизни сибирских мистиков из-за в буквальном смысле невообразимости темы. Пласт сознания, олицетворяемый мистиками, замкнут в себе самом и проявляется большей частью скрыто — на уровне энергии деятельного целенаправленного духа, тонких ментальных потоков, на социальной "поверхности" прямо обозначаясь мало, разве что достаточно большим недоверием и предвзятостью "нормальных" сограждан.

Мистика вообще-то, что находится за пределами собственно разумного и потому в привычном мире рационального как бы избыточно. Мистицизм — тип видения действительности, обнаруживающий в ней универсальные взаимосвязи. Это приобщение в обыденности к Тонкой реальности, как бы сверхжизни, доступное лишь обостренному, воспитанному сознанию и сердцу.

Елена Ивановна Рерих, оперируя термином "мистики", утверждала новое представление о них, в противовес расплывчатому традиционному: "Мистики — научные исследователи парапсихических способностей человека: Мистики являются настоящими реалистами, но материалисты и отрицатели погружаются в майю невежества".

В Сибири и новосибирском Академгородке тема проявления мистического в обычной жизни обозначилась особенно ярко как тема рыцарства, как тема высокой практики Учения "Агни Йога", в силу разных обстоятельств получив здесь особенное свойство.

Область внутреннего лежит по ту сторону слов, ее трудно примирить с действительностью видимой. В логическом объяснении всегда присутствует зерно лжи. Писать "в мир" о событиях, известных как факт, но имеющих выраженный оккультный аспект, - значит пытаться говорить о присутствии тайны в бедных терминах социологии. Трудно найти сам тон, сам модус повествования.

Булгаковский Иешуа говорил: "Ходит, ходит тут за мной один и пишет, пишет что-то на своем пергаменте. Заглянул я как-то и пришел в ужас:"

Тема, за которую я взялась, оказалась во всех отношениях замкнутым кругом. Сложность ее и специфика неизбежно обрекает на фрагментарность, недосказанность, то есть только на подступ. Но все живое рождается из противоречия, и сама обычная жизнь интересна в каком-то смысле лишь как основание для парадокса, лежащего в основе развития.

Мистическое мировидение может в равной степени объединять и разъединять людей в зависимости от чистоты устремления и степени бескомпромиссности в поисках Истины, хотя в любом случае речь идет о людях, сосредоточившихся на высших вопросах и практике, развивающей способности души.

Чудесное есть прежде всего признание и утверждение внутренней Истины. Там, где истина, всегда необходимо мужество. Только очень немногие способны смело взглянуть в глаза Неизвестному. Психология героя, ломающего барьеры привычного на пути к внутренней правде, остается неуловимой для нас. Энергии, высвобождающиеся при этом, способны приводить в ужас. Но сильный дух, бодрствуя, создает импульсы, благодаря которым возникают лучшие альтернативы жизненного опыта.

На первый взгляд стихийные, "события в стране определяются совокупностью типов национального поведения" в результате непреложной работы невидимого, "идеального, тончайшего механизма оккультного Космоса".

Оккультизм, в подлинном значении слова, — не просто отвлеченная область священных знаний, а именно "искусство, умение жить", нетрадиционная наука, имеющая "свои методы изысканий, — как утверждают Махатмы, — такие же точные и деспотичные, как и методы ее антитезы, физической науки".

Ни одно движение души не останется без последствий. Расширением собственной внутренней сути человек моделирует планетное будущее, жертвенным внутренним усилием переплавляя исторический кошмар.

Истинный оккультизм стремится к постижению и реализации знания для преображения низшей человеческой природы, а значит, и низшей "истории" — мировой и индивидуальной, являясь точной наукой соединения человека с Божественным, то есть Гармоническим, Бесконечным.

Писать об этом пришлось вовсе не из желания просто отдать дань теме, ставшей модной и будто бы ни к чему не обязывающей. Меня заставили это сделать глубокое изумление до сих пор существующей степенью заблуждений в представлениях о мистике и оккультизме и, с другой стороны, собственный опыт общения со многими яркими мистиками, убедивший в существовании даже в этой среде крайней предвзятости в оценке многих лиц и событий духовного толка. Заблуждения только тогда доброкачественны, когда не содержат тайного желания собственной выгоды и безопасности. Владыкой сказано: "Сильный дух никогда не будет правильно оценен современниками, и так и должно быть, ибо принятые им меры отвечают лишь будущему". Но упорство в поспешных оценках во все времена обходится очень дорого. На уровне планетарной матрицы нужно стать способным к ответственности за свои убеждения.

Новыми мистиками века XX стали люди, вопреки фетишам техногенной эпохи признавшие высшее руководство и обратившиеся к высшим сферам своего существа в традициях древней религиозной философии Востока и средневековья с его особенным свойством благородного равновесия мистики и рационализма.

С появлением на исторической арене Рерихов, подчеркнуто называвших себя не мистиками, а "духовными подвижниками", мистицизм оформился для человечества в стройную доктрину Знаний о Великой Солнечной Реальности, утвердившей эволюционный путь в будущее как развитие и соединение духовности и интеллекта. Научный метод в восприятии явлений действительности становился решающим.

Учениями, данными в традициях мудрости Востока, планете давался шанс просветления, достижения центра сознания, существующего вне времени, вне пространства и череды воплощений. Это и были ключи к эволюции, к сокровищам спящего подсознания, — вовсе не как прихоть, а как единственный и спасительный выход к новым возможностям человека в катастрофическом мире. Символичным было и появление в начале ХХ века системы Г. И. Гурджиева как возможности структурирования сознания через самоконтроль и предельное напряжение воли.

Путь этот узким назвал еще Христос, абсолютный в своей единственности; но, как предрекали десятки мыслителей прошлого, давнего и недавнего, другого пути нет, потому что путь этот — через истину самого себя — к ИСТИНЕ абсолютной.

С точки зрения Живой Этики, именно Мистика — "точное измерение действительности". Существующие ситуации и обстоятельства — результат действия универсальной Силы, проводниками которой на разных уровнях являются все их участники. Той самой невидимой, но с давних пор обозначившейся Силы, стоящей за бесчисленными совпадениями чисел, событий и судеб, которую каждый с разной степенью глубины ощущает как энергопоток и как отсвет Вечного.

Мистицизм, в отличие от церковной религиозности, всецело предоставляет человека движениям его собственной совести.

О том, кто есть кто в области духа, вообще судить очень трудно. Никто так никогда и не узнает вполне, кто такой Георгий Гурджиев, сколько бы ни писали и ни говорили о нем: как своеобычная духовная реальность, превосходящая всякую умеренность, как подлинный суфий он неизбежно окажется неоцененным, окажется неизмеримо больше того, что говорят и пишут, и могут вместить.

Суфизм — живая сущность религии, ее плазма.

Суфий — тот, кто живет парадоксом, мыслит им и редко что-нибудь возглавляет. Суфии — те, кто имеет мужество самостояния.

Стоит только в начале третьего тысячелетия подойти к оценке сложившейся иерархии рериховцев с суфийской меркой, как акценты переместятся сами собой.

Здесь кроется одна из опасностей темы: задеть чьи-либо представления о сложившейся иерархии в стране и в Сибири. Но лично для меня здесь противоречия нет. Сказано: Иерархия — это сердце.

Силы придает именно сознание невозможности избежать все изобилие видов опасностей: опасности не справиться со сложностью описания внешнего плана (и это оказалось бы мелочью в сравнении с возможностью ошибок в передаче плана внутреннего), опасности (неустранимой при существующих обстоятельствах) причинить кому-нибудь боль, никак не упомянув имен многих даже самых активных участников или упомянув не в должном контексте: Или не привести очень важного обстоятельства или факта: События, о которых идет речь, затрагивают многих, и в силу исключительной емкости происходящего дают для каждого возможность субъективного их толкования. Но важнее начать разговор вообще и еще раз обозначить тему, на что есть множество очень веских причин, в надежде, что появится множество дополнений и новых записей. Разумеется, в нынешнем варианте можно говорить лишь об очерках. Велики события, еще более велик контекст. Говорить о музее — значит, в сущности, говорить о Звенигороде — уровне и качестве пространства, когда появляется космическое звучание, звон, свидетельствующий нужную степень творческих напряжений: "ведь звучат вихревые кольца Огня, чуткое ухо может также в полной тишине услышать это великое звучание" ("Мир Огненный", I, 559). Звенигород, как и любовь, — тема вечная.

Возвращаясь к реальным событиям и фактам, связанным со строительством Музея Н.К. Рериха в Уймоне, нужно иметь в виду прежде всего их Тонкую сторону — не только как изначальное присутствие в канве событий факта пророчества строительства Города Света, то есть существование опережающего знания о событиях будущего, но и как движение на встречном потоке —установление в физическом мире каналов невидимых взаимосвязей. Чудесное полноправно и повсеместно присутствовало, проникая и корректируя события и людей, практикующих Живую Этику в Горном Алтае — области, где уже начинается священная Шамбала.

Строительство как проявленное действие людей, "в красоте труда ищущих свободу духа", какой бы сложной ни оказалась его судьба, а, может быть, именно благодаря этой сложности, стало одним из самых глубоких проявлений рериховского движения — движения под знаком бескорыстного поиска и деятельного служения Истине.


Перейти к оглавлению