Под небом Уймона

Очерки истории строительства музея Н.К. Рериха

О.Е. Аникина

9

Широта понимания начертит полосу возможностей.

"Беспредельность", I, 6.

Как уже было сказано, заявление о начале строительства раньше, чем кем-либо, было сделано латвийским рериховцем Леопольдом Цесюлевичем, к тому времени повторившим алтайский маршрут экспедиции Рерихов, создавшим в Барнауле штаб строительства и "паритетно" работавшим с Сибирским Рериховским обществом, что и стало позднее, к сожалению, формальным поводом для требования своего рода "патента" на право реализации идеи и полного отрицания каких-либо прав группы из Академгородка на самостоятельность.

Центральная пресса, местная печать, не считая сообщений по радио, придали строительству характер всеобщий. Случай был уникальный во всех отношениях: "музейная инициатива" прошла все инстанции — Москву, край, область. На энергии устремления Леопольда Романовича в ту пору было действительно сделано очень многое; под обаянием встреч с младшими Рерихами он испытывал чувство особой ответственности.

27 июля 1999 года состоялась моя встреча с ним в Барнауле — в его небольшой мастерской. Разговор получился достаточно обстоятельный, и нет никаких причин не привести его почти полностью: любые свидетельства о событиях той поры относятся к числу драгоценных и редких.

По собственным его словам, его деятельность в рамках рериховского движения началась очень рано. На каком-то этапе огромную роль сыграли встречи и личное влияние братьев Рерихов и прежде всего Юрия Николаевича. Он считал эти встречи определившими всю его жизнь, запомнив Святослава Николаевича, по его выражению, царственно-маестетным, а Юрия Николаевича — остродеятельным, очень активным: он, что называется, "бурлил", вмешивался в жизнь, был подвижным, свободным, мог стремительно подойти и обнять собеседника за плечи. В нем были черты военного — импульсивного, сильного и аллертного человека. "Не все знают, что он был выпускником военного училища, офицером, знавшим 22 языка и при этом — великое множество наречий", — подчеркивал Леопольд Романович. Встречу с Юрием Николаевичем он считал важнейшим фактом в своей жизни. По его словам, невозможно было не подпасть под обаяние облика Юрия Николаевича как человека, мыслящего высочайшими категориями. Юрий Николаевич повторял тогда, что человечество должно обновляться не только идейно, но и географически. Вслед за Ломоносовым Рерихи в Сибири, в Алтае видели эволюционно перспективную часть России.

Надо было видеть, как Цесюлевич, очень сдержанный человек с холодноватыми глазами и акцентом прибалта, начинал буквально светиться, когда речь заходила о Рерихах.

"Уже в 30-е годы через Латвийское Рериховское общество ставилась задача распространения, продвижения книг Учения, — рассказывал Леопольд Романович, — само общество являлось своего рода мостом между Индией и Россией, прямые связи с которой в сталинские времена оказывались невозможными. Как хороший политик Николай Константинович предвидел, что Прибалтика по ходу событий будет присоединена к России. Он предвидел и знал, что все, что посылается в Ригу, будет полезно и поможет Родине и будущему расцвету Сибири.

Предвидение сбылось в 30-х годах; часть книг Учения привезли из Харбина Наталья Спирина и Борис Абрамов. Главный путь был — из Прибалтики.

В 1957 году, когда Юрий Николаевич вернулся в Россию, Академгородок только начинал строиться. Была мысль строить между Бийском и Барнаулом — в очень красивых местах. Юрий Николаевич говорил тогда, что обязательно поехал бы в Академгородок, если бы в СО АН СССР открыли отделение востоковедения. Он советовал ехать туда молодежи, в том числе и Павлу Беликову. Мне, бывшему тогда студентом Академии художеств, сказал: "Серьезно вам говорю: закончите — поезжайте на Алтай".

Встреча с Ю.Н. Рерихом была совсем не случайной. Со времени хрущевской оттепели "контрабандно" через Польшу в зашифрованном виде шли сведения из Америки в Латвию: искали непосредственных контактов с Индией.

В начале 1957 года проходил IV Международный фестиваль молодежи и студентов в Москве. Мы с Ильзе Рудзите, тогда студенты, ездили смотреть молодежь — надеялись увидеть индусов, чтобы наладить контакты с Индией. Но тщетно, не появился никто. Вдруг после окончания фестиваля Гунте Рудзите через врача Мухина (вокруг него были люди, интересовавшиеся окружением Рерихов) как величайшую тайну передали, что в Россию вернулись Юрий Рерих с Богдановыми, с большой коллекцией картин, и сообщили номер его телефона. Сам Мухин жил в особняке, имел свою очень значительную коллекцию, картинную галерею, куда входил, например, цикл картин Н.К. Рериха "Поморяне вечером". Юрий Николаевич вез свою коллекцию пароходом — до Одессы, в таможне находился целый вагон картин. Его приезду сильно способствовал лично Хрущев. Визы для выезда долго добивался сам Николай Константинович через переписку с Игорем Грабарем. Когда пришло разрешение, Николай Константинович умер, потом визы стали недействительны.

И только во время приезда Хрущева в Индию и благодаря почти случайной личной встрече с Юрием Николаевичем Никита Сергеевич увидел в нем истинного ученого-патриота и оказал содействие и помощь по возвращению на Родину".

По свидетельству Леопольда Романовича, Юрий Николаевич явился исполнителем воли отца, устно завещавшего передать часть картин городу, близлежащему к Алтаю. Есть свидетельства, что коллекция была поделена не в соответствии с его волей и волей отца. Все самое значительное должно было быть передано Сибири, с которой Рерихи связывали надежды на лучшее.

Леопольд Романович рассказывал, что Ю.Н. Рерих вспоминал свою встречу с Хрущевым как казус. Во время своего пребывания в Индии он столкнулся однажды с непонятным для него обстоятельством: непривычно сильной реакцией на него. Когда он на такси подъезжал к офису, был немедленно освобожден путь, толпа собравшихся оттеснена, и его встретили с настоящей помпой. Оказалось, что внешне он чрезвычайно напоминал тогдашнего советского посла в Индии, за которого его и приняли. Посол вскоре действительно появился и представил Рериха находящемуся в Индии Никите Хрущеву. Тот был политиком по меньшей мере любознательным и, с интересом выслушав рассказы Юрия Рериха о йоге, распорядился снять с помощью его консультаций фильм об Индии и о йоге, что позднее и было выполнено. Хрущеву страны были обязаны приглашением Святослава Рериха на Родину с выставками. Был дан зеленый свет, и, по свидетельству многих, с этого времени во многом благодаря именно напряженной и неутомимой деятельности братьев Рерихов в России четко обозначилось нетрадиционное движение духовного толка, названное рериховским.

"В 1963 году, — продолжал Леопольд Романович, — я приехал на Алтай по настоянию Юрия Рериха — без каких-либо материалов и точных сведений о местах пребывания Рерихов в период их экспедиции (по свидетельству современников, еще плохо владея русским. — О.А.).

В 1965 году Хейдоком был сделан перевод (на латышский. —О.А.) глав по Алтаю из книги "Алтай-Гималаи". Благодаря этому переводу решили пробовать проехать по маршруту, руководствуясь записями.

Из Горно-Алтайска запросили Ревельский музей. Объяснили, что ставим целью найти места пребывания Рерихов. В ответ нам только лишь подтвердили, что Рерихи в Ревеле были, но никаких особенных следов их пребывания не осталось. В Усть-Коксе удалось встретить корреспондента, назвавшего крестьян, которые знали Рериха.

В экспедиции приняли участие кроме меня Ильзе Рудзите, Гунта Рихардовна Рудзите (тогда — председатель Латвийского Рериховского общества) и Берута Валушите из Каунаса".

Ко всему сказанному Л.Р.Цесюлевичем добавим в дополнение сведения касательно данного факта из существующей хроники, приведенной в сборнике "Рерихи и Сибирь": "Август 1967 г. Организована экспедиция в Усть-Коксинский район. Цель ее — найти следы пребывания Н.К. Рериха на Алтае. Участники экспедиции — барнаульские художники Л. Цесюлевич и И. Рудзите, которые приехали жить и работать на Алтай из Риги. В ходе экспедиции впервые были обнаружены богатейшие материалы о пребывании на алтайской земле семьи Рерихов, собрано множество воспоминаний старожилов, встречавшихся с художником. Кроме того, в Верхнем Уймоне был найден дом, где жили Рерихи. Тогда же члены экспедиции предложили организовать в этом доме музей Н. К. Рериха и открыть мемориальную доску в честь пребывания Н. К. Рериха на Алтае".

Август 1968 г. Алтайский краевой музей изобразительных и прикладных искусств организовал экспедицию по селам Усть-Коксинского района. Участниками ее были: сотрудники музея Лидия Иосифовна Снитко и художник Ильзе Рудзите. Участники экспедиции предложили краевому обществу охраны памятников истории и культуры взять дом в Верхнем Уймоне, где останавливались Рерихи в 1926 году, на государственную охрану и установить на нем мемориальную доску".

Из рассказов Леопольда Романовича: "...Окончина Матрена Лукьяновна подвела в Уймоне к одной бабушке прямо на улице, показала фотографии картин. Та заплакала, вспоминая: хорошие, говорит, люди были, мало пожили, много добра сделали... Старожилы и показали дом, который остался с той поры. Нам ведь ничего известно не было. Дом к тому времени уже стал одноэтажным. Показалось, что именно здесь должен быть музей. Решено было открыть мемориальную доску.

Тем временем мы встречались с Атамановыми (подробно описано Цесюлевичем в большом очерке, напечатанном в "Сибирских огнях", 1974, No 10. — О.А.), нам показывали образцы народного искусства — экземпляры, которых нет ни в одном музее.

Вернувшись, рассказали обо всем в Музее изобразительно-прикладных искусств научным сотрудникам, показали собранный материал, фото и уже в следующем — 1968-м — году организовали экспедицию специалистов (много потрудилась Лариса Иосифовна Снитко).

На основании итогов работы Ученый совет музея принял решение об установлении мемориальной доски, а в 1972 г. дом в Уймоне был определен как исторический памятник. В 1974 г. по решению краевого общества охраны исторических памятников на доме установили мемориальную доску. Барельеф был сделан Игорем Васильевым в Латвии и алтайцем Василием Рублевым. К Васильеву поехали в Латвию с моими эскизами. По эскизам за наши средства он вылепил и отлил в бронзе профиль Н.К. Рериха, а само основание — бетонную доску — сделал скульптор Рублев и закрепил барельеф. Установили его во время алтайских съемок режиссера Рениты Григорьевой. Это были очень памятные для всех киноэкспедиции, запечатлевшие в том числе и восхождения на Белуху.

(Запись из хроники: "1977 г. По предложению академика А. П. Окладникова и Алтайской организации Союза художников РСФСР Алтайский крайисполком принял решение о создании в Верхнем Уймоне Дома-музея Н.К. Рериха". — О.А.)

Эти дни были временем подъема интереса к Учению. Усиливалось Рериховское общество в Риге, Таллине, Каунасе. В Сибири Евгению Маточкину через А. Окладникова удалось провести идею учреждения Рериховских чтений. Маточкин обратился к нему и с сообщением о музее. Окладников официально предложил подвести под все дело научную базу — открыть Рериховские чтения. Появились труды, был сделан выход на журналы. Все это при живом участии и взаимодействии П. Ф. Беликова, А. П. Окладникова, С. Н. Рериха, приезжавшего на чтения в Москву. В 1978 г. он в переписке заявил, что хочет приехать и посмотреть дом в Уймоне. С этим пришли к Окладникову. Он обратился в Президиум, и от его имени — в райком партии. Дальше — письмо в Алтайский крайком о Рериховских конференциях и желании С. Н. Рериха приехать с женой в Уймон. Там возникла озабоченность тем, в каком виде предстанет перед сыном Рериха мемориальный дом".

Леопольд Романович в этой ситуации добился решения крайкома, а потом и крайисполкома о создании комиссии под председательством И. И. Акишева, куда вошла творческая интеллигенция, в том числе и алтайская — от Усть-Коксинского отдела культуры — Ф. Л. Таушканов (шорец), алтаец В. Сабин, председатель райисполкома Усть-Коксинского совхоза, — для решения судьбы дома. Выяснилось, что дом запущен до такой степени, что реставрировать или реконструировать его уже не было смысла. Вспомнили, что в другом селе был сруб, который точно соответствовал оригиналу. Все согласились, что использование его взамен старого было бы выходом из положения. Сруб был куплен у крестьян. Райисполком выдал деньги на доделки и средства Художественному фонду для создания проекта внутреннего убранства музея. Скупов Вл. Вл., Прохоров А. С., Малофеев И. — замеряли, изучали экспонаты, сделали проект. В Госархиве хранятся протоколы комиссии по созданию музея, решения 1978 г. крайкома партии о создании музея".

Сам Леопольд Романович начал собирать материалы уже с 16-летнего возраста — книги Учителя, фотографии, письма; позже ему оказали содействие Рига, Каунас, Вильнюс. Постоянно писал письма с просьбой о содействии в Москву, Ленинград, в Америку Зинаиде Григорьевне Фосдик. Та откликнулась первой, раньше Москвы и Ленинграда, прислала бандероль с материалами 20-х годов. Все собрала, отправила, и были получены редкие материалы: гипсовый бюст Н.К. Рериха работы Тарабильдиева, несколько этюдов Николая Константиновича, оригинальные портреты, созданные в Сиккиме. Ренита Андреевна позже передала Знамя Мира, которое было привезено К. Кэмпбелл. Ираида Богданова через Ригу помогла собрать вещи Е. И. Рерих: экспедиционные сапоги, одежду для начинки музея...

В. Сабин, председатель Усть-Коксинского райисполкома, нашел бригаду, которая начала строительство. Строительство продвигалось с трудом: все давалось вдвойне трудно из-за отдаленности, возникли неувязки по проекту. Появилась бригада из Новосибирска. Строили очень надежно и активно, но все-таки не успевали к ожидаемому приезду С. Н. Рериха. В 1979 г. прибыл вертолет; ждали Святослава Николаевича, но пришла телеграмма, что он приехать не сможет.

Продолжили работу по проектированию внутреннего убранства здания, сделали архитектурный проект, прикомандировав архитектора из Минска В. К. Сисинева. Разыскивали родственников Атаманова для консультаций. Кроме Матильды Васильевны связались с Татьяной Геннадиевной Мальцевой. Много родственников Варфоломея Семеновича проживало в Минске — в том числе вторая его дочь. Ее дочь заинтересовалась музеем.

Чтобы сделать музей нестандартным, решили придать ему народный характер. Обратились к древнерусским традициям, собирали национальную одежду.

Была оборудована комната Н.К. Рериха с экспозицией-рассказом о жизни и творчестве. Я написал портрет Николая Константиновича для экспозиции, чтобы туристы знакомились с бытом его семьи тех лет.

Был открыт туристический маршрут по Озерам (по кругу), ставший очень популярным.

...Строительство подходило к концу, но в крайком от местных властей поступили какие-то жалобы. Третий секретарь Невский приехал в Усть-Коксинский совхоз и принял решение музей закрыть, так как появились неувязки с идеологической точки зрения. Как я ни пытался убедить, что дело нужно обязательно довести до конца, комиссия автоматически распалась, а строительство ограничилось рамками краеведческого музея местного значения. В таком виде он существует до сих пор. Идея музея рухнула, коллекция осталась не у дел...

Позже решили создать музей в другой концепции, чтобы отделить его от всех девальвирующих: толстовцев и всех прочих. Это совсем другая линия..."

Таков был, исключая некоторые детали и эпизоды, рассказ Леопольда Романовича о событиях той поры. Позже пришлось выслушать многих очевидцев событий, вольно или невольно корректирующих многое из сказанного и своими замечаниями делающих поправки. Одна из самых деятельных участниц строительства — Надежда Борисовна Судакова — рассказывала уже в 2000-м году: "Идея строительства существовала не в одном сознании; знали о ней многие, но Л. Цесюлевич после встреч с Юрием Рерихом прямо считал себя наследником задачи создания мемориала, приехав на Алтай на жительство. Ко времени появления группы из Новосибирска уже существовала его группа, широко себя провозгласившая и основавшая штаб в Барнауле, обдумывающий принципы строительства. В конце концов строить ими решено было "чужими" руками, обычным образом и на обычных условиях, т.е. на условиях найма. Деньги были их стараниями получены, а затем пущены на покупку сруба под фундамент здания, как оказалось, малопригодного, и на найм каких-то армянских шабашников. Начали работу торопливо, сруб оказался подгнивший, дело застопорилось на, фактически, нулевом цикле. Обстоятельства, и без того трудные, осложнились тем, что финансовая часть "плакала"".

На этом этапе помог крайком; те самые пресловутые "реакционные" партийные инстанции — в данном случае в лице Владимира Сабина, тогдашнего председателя райисполкома Усть-Коксинского совхоза, роль которого в поддержке строителей вообще была исключительной. Он не только сочувствовал строителям, но и всячески помогал и, изыскивая средства, был как бы включен в общее дело, защищал его, отстаивал не раз, попав под двойной удар, когда началось давление сверху — постановления крайкома, министерств и т.д.

Таинственных "идеологических неувязок", о которых говорит Леопольд Романович, как ни парадоксально, в ходе строительства не возникало ни на каких этапах. И начались они отнюдь не сами собой, а в результате конкретных вмешательств "ущемленных" рериховцев, не желавших расставаться с амбициями и безосновательной иллюзией на право монополии в определении методов работы и самой политики будущего центра.

Леопольд Романович, согласившись рассказать о событиях этих лет на Алтае, выстроил собственную версию истории, "обтесанную" и устраивающую СибРО, не замечающего А. Н. Дмитриева "в упор", или тиражирующего и культивирующего к нему отношение откровенно враждебное. Важны и полезны были люди, осваивающие культурно-искусствоведческое направление; все остальные — то есть группа из Академгородка, — в его понимании были людьми, добротно выполнившими техническую работу.

Но вариант Дмитриева, в конце концов утвержденный самой жизнью, предусматривал прежде всего деятельность физическую как часть деятельности в духе, строительство "руками и ногами человеческими" не только здания, но и Новой страны и самих себя, собственного духовного существа.

У новосибирцев существовало собственное представление о будущем городе и о будущем строительстве, и собственный потенциал. Сам Алексей Николаевич, группа которого в конце концов и осуществила идею, на вопрос, как она родилась, во время одной из бесед в 1999 году ответил: "Нельзя сказать, что эта была идея. Это было частью постижения Агни Йоги, действием во внешнем мире. Агни Йога говорит: "Создавайте Храмы Искусства, создавайте Храмы Знания". Работая на Алтае, мы своей внешней деятельностью находились в ключе Учения". Первые мысли появились в 1974 году в Москве на вечере, посвященном столетию со дня рождения Николая Константиновича. Тогда же там были Святослав Николаевич и Девика. Была глубокая мысль построить институт или лабораторию на Алтае. Говорить о лаборатории было нельзя. Назвали это музеем. Мы строили на заимке Атаманова нечто, что должно было работать в режиме научных исследований в темах Агни Йоги".

"Новый мир придет через науку" — утверждает Учение. Из письма Е. И. Рерих известно также, что город Знания должен был развиться из научной станции. Вспомним свидетельства Рихарда Рудзитиса о том, как волновали Юрия Николаевича духовные запросы молодежи в Сибири, прежде всего молодых людей науки, "устремленных к героическому труду" и не утративших с привычкой к уложениям классической науки способность мыслить парадоксами.

Великий Владыка предрекал: "Важно, чтобы ученые обладали тонким оккультным восприятием. Но лишь тонкий организм может обладать этим божественным чутьем, которое не развивается извне, но изнутри. Потому все великие открытия для Блага человечества не будут исходить от огромных лабораторий, но будут находимы духом ученых, которые обладают синтезом" ("Мир Огненный", III, 60).

Именно с Академгородком Юрий Николаевич Рерих связывал планы на будущее, стремясь создать научную школу и заботясь о том, чтобы сухой академизм не стал препятствием на пути постижения сокровенного знания. Важно было выполнить именно то, что было назначено. Возможности, как известно, не повторяются.

Перейти к оглавлению

Опубликовано в книге О.Е. Аникина, Под небом Уймона: Очерки истории строительства музея Н.К. Рериха
— Новосибирск: Изд-во Твердыня (Томск), 2002 г.