Под небом Уймона

Очерки истории строительства музея Н.К. Рериха


О.Е. Аникина

9

 
Исследуйте историю человечества, и вы убедитесь, что никогда ничто великое не созидалось среди благополучия.
"Иерархия", 185.

Из всей суммы разговоров, расспросов и публикаций становится ясно, что столичные рериховцы мыслили себя главными преемниками и продолжателями рериховских духовных традиций, а сибиряков, скорее, — прямыми кураторами технической стороны строительства, то есть как бы партнерами "постольку поскольку".

Латвийский художник Леопольд Романович Цесюлевич, повторив маршрут экспедиции Рерихов и первым широко заявив о начале практического осуществления задачи утверждения памяти Н. К. Рериха на Алтае, становился проводником варианта мемориала как будущего культурно-этнографического центра, приемлемого для всех представителей из столиц, и проводником официальной политики деятелей движения — Павла Беликова, Натальи Спириной, Валентина Сидорова, к тому времени заявившего о появлении нового учения — Провозвестия Параклета — как величайшего достижения духа в России наряду с Агни Йогой (Учение Агни Йога наставницы Сидорова воспринимали как достижение духа России зарубежной), иначе говоря, как ее отечественного аналога или продолжения.

Прямыми учителями и наставницами Валентина Сидорова в 1970-х годах в Москве стали "широко известные в узких кругах" мистической Москвы Надежда Михайловна Костомарова и Мария Вадимовна Дорогова, носительница древней традиции рыцарства в московском ее бытовании, о которой есть множество упоминаний в книге А.Л. Никитина "Мистики, тамплиеры, масоны и розенкрейцеры 30-х гг.". Автор называет М.В. Дорогову фигурой ничуть не менее заметной и интересной, чем многие самые яркие представители этой традиции — розенкрейцеры В. Белюстин, так называемый "московский Сен-Жермен" или, например, Ф. Веревин: "Уже в 20-х гг. Дорогова была заметным лицом и в кружке В. Шмакова, автора знаменитой "Пневматологии" и главы московских розенкрейцеров, в доме которого бывали П. Флоренский, А. Сидоров и др., ставившие перед собой, в отличие от масонов, ограничивающихся оккультной обрядовостью, гораздо большие задачи... Подобно оккультистам (выражение Никитина. - О.А.), они пытались воздействовать на силы природы магическим путем. В практической магии, указывающей путь борьбы со злом, давались конкретные указания признаков носителей зла в астрале и способов борьбы с ними... Не в этой ли скрупулезной самодеятельности был заключен главный просчет московских розенкрейцеров? — задается вопросом Никитин. — Власть и самонадеянность всегда оказываются верными ловушками для людей, мнящих себя избранными сосудами".

Обе москвички интересны здесь в первую очередь как типы, представляющие один из самых высоких эгрегоров Восточного отряда, и носительницы своеобразной духовной концепции. И Надежда Михайловна, и Мария Вадимовна были "решительно не согласны с мнением, что все откровения идут из Индии и Гималаев, утверждая, что "индийское учение представляет собой лишь фрагменты и сколки сокровенных знаний Атлантиды..."

Сибирякам предстояло вступить с ними во взаимодействие, со временем претерпевшее сложную трансформацию — от открытости и доверия как к членам единого братства, общины людей духа — до глубокой настороженности и осознания исходящей от них опасности оккультной агрессии и давления и прямой необходимости постоянной бдительности. Их вмешательство могло быть, а часто и было, по утверждению людей, знавших их вибрационно, самым пагубным.

Кружок этот прямым образом оказался связан с "музейной" темой, как это следует и из книги "Знаки Христа", из глав, где В. Сидоров, рассказывая о главных своих героинях, помимо всего прочего, непосредственно касается событий в Сибири.

Примечательна одна из сносок в книге А.Л.Никитина: "Следует отметить, что, собирая материалы по истории ордена тамплиеров в России, в разговорах с членами Ордена мне неоднократно приходилось слышать о существовании наряду со "светлым" тамплиерством, возглавляемым Карелиным, еще и о "темном" Ордене, возникшем независимо, который пошел по пути оккультизма, "черной мессы", сатанизма, подмены служения Свету — служением Хаосу в погоне за властью над стихийными силами. По ряду признаков я склонен думать, что в нем участвовали и отдельные московские розенкрейцеры, как, например, Дорогова М.В."

Ко времени знакомства с В.Сидоровым Дорогова была уже в глубокой старости — более 80 лет, не утратив, однако, исключительной энергии и бодрости духа. Это была одна из самых серьезных фигур духовного толка в России. "Я являюсь проводником сокровенного западного учения, — цитировал Сидоров Марию Вадимовну. — Настали сроки, когда должны духовно сочетаться Восток и Запад. Однако синтез этот должен осуществляться с величайшей осторожностью, и, во-вторых, синтезу этому должно предшествовать изучение многих западных эзотерических источников".

Как высокие посвященные и Мария Вадимовна, и Надежда Михайловна знали, что Алтай — это особая область. Их приезд туда в 1971 году и поиск благословения у Белухи был попыткой выхода в будущее, попыткой прямого влияния на готовящиеся события и людей, к ним причастных, от мягкой коррекции до прямой агрессии. "Алтай — это особое место средоточия магнетических токов. Комплекс алтайских гор представляет собой космический магнит, связанный напрямую с Орионом — центром нашей ориенталистской Вселенной. Вы знаете, что, выполняя определенную задачу, я посетила Кавказ, Карпаты, Север, Памир. Остался Алтай. Я обязательно должна туда поехать. Это звучит во мне, как приказ", — вещала Мария Вадимовна в "Знаках Христа".

Уже из этого ясно, что в 70-е годы музей становился сферой и фокусом сильных оккультных влияний.

Множество нитей, мистически связавших людей в целом мире вокруг Уймона, переплетаясь, создавали (и создают) особый сложный узор — узор из невидимых связей в духе, перекличек, противодействий, влияний и пересечений, географической протяженностью гораздо более чем в одну страну и эпоху.

Вся эта многоголосица переросла в очень сложную полифонию намерений, контрапунктом которой было (и есть) устремление попасть "в темп нового мирового течения".

Но для практических шагов на Алтае, по сути, существовал своего рода ценз, резко сужающий круг прямых допущений — ценз умений физических и организационных, налагаемый самой отдаленной горной и глубоко специфической местностью, самим Алтаем, не говоря уже об основаниях, более серьезных и скрытых. "Священные горы непредсказуемы, и надо быть готовым к тому, что могут возникнуть препятствия и сложности", — сообщала Дорогова своим спутникам.


Перейти к оглавлению