 | (с) 2002 О.Е. Аникина, (с) 2004 (интернет-публикация) СНК "Пульс Будущего". При иcпользовании данного материала ссылка обязательна. http://pulse.webservis.ru/Agni/Museum/Uimon/index.html http://pulse.webservis.ru/Agni/Museum/Uimon/15.html |
Множество уже близких возможностей разлагаются людскими жалобами, порожденными саможалением. Когда люди начинают взвешивать, сколько кто пожертвовал и сколь мало получил от Учения, смысл Учения пропадает. "Сердце", 72.  |
С течением времени события стали все больше приобретать выражено драматический характер. Инициатива наказуема — эта истина нашла здесь свое ярчайшее выражение. Строителям, и в первую очередь Дмитриеву, уже в 1978 году были предъявлены "счета" — нашлись обвинители и на Алтае, и в Академгородке, и в столице. "Контора" писала, а строители спешили — строили. Одна из участниц — Алла Победина — рассказывала: "Мы устаем. Физический труд непривычен для интеллигенции. Поздно, темно, а мы читаем Учение: Майтрейя посылает нас на радостный труд..."
Дневниковые записи разных лет дают представление о положении дел на разных этапах — во время строительства и после (так как дела в Уймонском музее не сворачивались ни при каких обстоятельствах — вплоть до 1983 года, когда последовал все-таки вынужденный перерыв), и о всех ветрах и вихрях, нагнетаемых из столиц. Вот только малые отрывки записей той поры из дневника А. Н. Дмитриева:
9.10.82. ...Поехали в Верхний Уймон. Поехали много, людно, весело. Обговорили многие важные дела... День начался общим подъемом и обычной для такого количества людей общей сумятицей. Но все улеглось. Пьем чай, подходит местная художница, полуалтайка. Она намерена 20 детей в старом доме обучать рисованию. Юра Гаев беседует с ней; длительная беседа свелась к уговорам не помещать такое количество детей в разрушающийся дом... Мы уже более резко возражаем ей и предлагаем новое здание. В ответ — радость и сомнение: "Кто разрешит?" Приходит Сергей, и в пять минут дело улажено. Направляемся к директору совхоза Золотареву и закрепляем соглашение. Наедине минут десять говорил с Юрием Ивановичем — утрясли деловые вопросы.
Перед обедом всем составом (плюс Максимка) (сын Гаевых — Юрия и Лилии. — О.А.) пошли наверх к знаку. Отстает Лиля, Женя С. сопровождает ее. Наконец все у знака. Радость и тишина произвели минуту торжественности. Внизу — деревня, долина, вверху — живописное полотно облаков. Все слушает и напитывается силой великого Знака Будущего. Читали главу из "Озарения", посидели чуть-чуть молча и направились вниз. Были Гаевы, Володя, Надежда Борисовна со своей знакомой. День прошел значительно и по делам, и по поступкам.
11.10. ...Напряжение дня нарастает. Появились люди — сначала Сергей Дейн, потом бывший кемеровчанин — поэт Александр Ибрагимов. Первое с ним знакомство: цепкий, словоохотливый, эрудированный. Чувствуется устойчивый интерес к теме НЛО. Знаком с Линником. Зондирует меня по доступному ему диапазону. Ввожу разговор в научное русло: он дал два интересных случая: Потом письма: Валя и Улянка окутали улыбчивой пеленой своего внимания. Прочитал письмо-информацию из Москвы: появился новый термин — "экстремальная дмитриевщина"; возня вокруг наследия Беликова; интеллигентная Москва не приемлет идею алтайского "Урусвати". Престольный град вулканирует словами и измельченными в ступе слабых программ чувствами:
Нуждающиеся в помощи люди — врачуют весь мир. "Врач, исцели самого себя", — рек Христос две тысячи лет назад. Воистину так. В. Сидоров наделал шороху, и масса мнений, порицаний и обессиленных принятий решений, наверное, немало развлекают "автора" "Брамы Лотоса"... Жаль мне вас, позванных к свету и перепугавшихся его выявляющей все природы...
Уже несказанными заревами горят небо и земля, а вы открыточками и вздохами в ароматах курительных свеч закрыли доступ свежему воздуху впечатлений от благодатных опасностей Моста Огненного. Ваши умиления — вид вашей гордыни, а ваша сердечная открытость — трусость и готовность идти вслед за любым, перепугавшим вас... Взойдите на розовую искристость планетных вершин, испейте огненную росу "океана Учения" и воспламените сердца ваши торжеством простоты, красоты и бесстрашия. И помните, что "сталь слова звучит от горнила правды"...
Моя экстремальщина — от огня, для огня и через огонь...
...Тяжело и отчужденно звучит Надежда Борисовна. Наблюдает, не соглашается, молчит и "терпит". Возле нее — кармическое сгущение.
Вечером гуляли с Сергеем и Валей. О многом говорили, наблюдали вспышки. Ночные замеры. Сон. Славик, бурный, веселый и наблюдательный... Потом Ирина, настороженная, чуть пригашенная, с запрятанной где-то радостью и силой.
21.10. День начался расчетами, погрузочно-разгрузочными делами. Снова музейные дела. Посетил Сергея Дейна. Он перенапряжен, рыщет по литературе, сталкивает Учение с другими профилями оккультных направлений. Не разобравшись досконально в одном, хватается за другое — создаются вихри, на которые накладываются "советы знающих людей". Есть тенденция к тезису: все одинаково виноваты за все. Я в ответ: ты не распоряжайся виной таким образом. Этот тезис укрывает виновных и налагает бремя на невиновных. Он снова ссылается на "сердечность". Наблюдательный, тревожный, но сомневающийся.
После обеда приехала директор музея из Горно-Алтайска. Поговорили о планах Уймонского музея, о делах экспозиций и в целом. Потом пошли к Фекле Семеновне: "Постарела я, да и ты не молодеешь, однако... Валя-то как добра, ты ее не забижай. Валентину поглядеть надо, да где уж мне... Господь приберет, значит. Да и на том спасибо. Пожила маненько, видела мно-о-го. Ты держи свою жизнь крепко, не верти ею: на тебе люди-то в ответе".
Среди строителей музея, попавших в поле моего зрения в 1999 г. и оказавшихся одним из тех, с кем удалось встретиться и поговорить, был и Евгений Смертин, один из энтузиастов из Академгородка, по профессии математик, в пору участия в уймонском строительстве делавший в записи в дневнике, — в своеобразном ключе и стиле. Интересны они прежде всего обилием примет той жизни — времен строительства и вообще — соцбыта, о котором нынешние дети могут только что-то подозревать или читать в книгах — да и то совсем не так уж и многочисленных.
Дневник, несмотря на отрывочность записей и "телеграфный стиль", позволяет видеть круг тем и забот, внешних и внутренних, в которых жили строители, их работу — в широком смысле над обстоятельствами — и, наконец, саму "ткань" жизни тех дней: поездки за материалами, значительный физический труд, темы разговоров и устремлений, быт. Можно понять из чтения, чем было строительство в его физическом измерении, если учесть, что Е. Смертин, строитель далеко не из самых активных, был занят конкретно в основном вкапыванием опор для забора, посвятив этому в академическом измерении приблизительно полтора месяца. (Правда, занят он был и многим другим). (В сокращении — О.А.).
"29.10.
Из Горно-Алтайска ехал вместе с Сергеем Смирновым. Квартира знакомых в Бийске. Фактически доехали до Маймы в этот день.
Заправка в Усть-Кане (машина экспедиционная)... Начиная с Катунского моста был разговор об НЛО, после которого стало очень спокойно. То есть так всегда — после упоминания об НЛО всегда наступает состояние спокойствия.
30.10.
Раннее пробуждение, чтение книги "Магнитные поля-труженики". Завтрак. Переезд вброд через Катунь за Гагаркой, к Усть-Коксе. Выезд на Гагарку из Верх-Уймона. Потеря ориентации, потеря направления и выход В. Липенкова по интуиции. Две картины Саши — копии Рерихов (художник Саша Диренчук).
Проволока и веревка, сидение боковое. Разгрузка лесов, конвейер. Американские идеи. Обед: пирог и бигус. Рассказ сна Коле и Сереже при второй поездке за досками.
У Федора. Маралий корень, Золотой и мумие. Пришла соседка. Сказала, будто я похож на тамошнего Сергея, Виктора из Абазы и т.д. Вечно я на кого-нибудь похож. 22-летие Сергея Киселева. Мой сон утром: ракетный бой, ракетки наши и заграничные. Ракета, посланная из-за горы, и ее взрыв. Мы уцелели.
31.10.
Пробуждение. Пересказ Саше обоих снов, разговор с ним. (Разговор об ограде. Мнение директора и С. Смирнова об ее переносе. Поездка за толстыми досками. Прицеп.) Обед после разгрузки досок, поездка за брусьями. Прорезка леса и ремонт (колеса). Песни со школьницами. Разгрузка брусьев. Встреча с Женей Киселевым. Он приехал лодкой из Усть-Коксы. Ужин. Чтение "Магниторазведки". Чтение, запись в дневнике, работа в библиотеке над статьей .
2.11.
Раннее пробуждение. Завтрак, разметка ограды. В качестве работы мне было намечено вкапывать столбики. Делаю с двух сторон пазы, чтоб в пазы ставить жерди, чтобы сделать внешнюю ограду, границу для дома.
Богатыри — первые пограничники. Огненная граница очищения — психологическая. Установка лесов на второй этаж. Представитель из обкома. Участие Федора в установке лесов.
3.11.
Пробуждение и завтрак. Костерки для ям. Копка ям. Преодоление инерции своего организма. Ранний обед. Чтение. Обход вокруг строения после установки первого столба еще до обеда. Радость при осмотре. Помощь Саши при установке второго столба — физическая и глазомерная. Обрубка сучков столбов. Выкапывание столба прясла и вытаскивание его вместе со Смирновым. Обкапывание второго и третьего. Сегодня 45-летие Жени Киселева. Сбор ребят в Новосибирск. Разговор с ребятами о моем ритме труда и моей дисциплине — требование занятия в библиотеке убрать.
Разговор с Будюком. Поход к Ивану Ивановичу, трактористу — подъем бревна наверх, спуск трактора почти на трех колесах. Выкапывание столба, чистка пазов. Подъем еще пяти столбов. Костер для углового столба для ямы — после заявления Смирнова, что надо только копать ямы.
Разговор с Сашей (художником) о левитации, о Георгии Ивановиче, о Сергии, о Христе, о Рерихе, о Куинджи. После разговора — копание. Обед. Чтение. Баба Фекла о жителях села Тихонького: вороватые. Выкапывание столба с дедушкой и установка углового с С.Киселевым.
8.11.
Раннее пробуждение. Разговор о Рерихе. В библиотеке мало литературы — их и о них. Разговор о роли женщин — ведущей, о равновесии. Коля и баян. Приход Федора. Поездка за сеном втроем. Отсутствие ключа для трактора. В памяти: благословенны препятствия... Ведение трактора Колей. Радость при метании сена. 4 часа работы с сеном. Приход ребят, праздничный ужин, тост за единую семью — космическую — по приходе Саши.
Луна в трех радугах. Разговор о Репине и его магичности и об Илье Глазунове. На первом курсе вокруг его (Репина) картин было много разговоров. Все люди, с которых Репин писал картины, погибали. Сон.
12.11.
Установка домкрата на угол и подъем угла амбара. Ивановы указания. Мне неприятно, что он часто присматривается, хотя иногда говорит дельно.
Работа с домкратом, приход бабы Феклы. Годовщина смерти Атаманова. Он встал, поклонился на Восток и умер. Ребята закончили потолок. Была луна в радуге. Допоздна читал. Сон: магазины, золото, но я поклоняюсь только лишь Господу Богу моему. Аурум — все золото мира.
16.11.
С утра сипение — простыл. Обработка бревна, столбика и одновременное копание. Вкапывание двух столбиков до обеда, Сашино участие и копка им ям. Обстругивание третьего бревна. Обед. Чтение Махабхараты. Наметка еще столбиков. Уход Надежды Борисовны в гости, остальных — на Катунь. Работа над копией, нивелировка выражений лиц в "Звенигороде".
Мысли о щите города Знания. Чтение письма Елены Ивановны. Мой рассказ о "золотом сне" и его последствиях. Разговор с Иваном о городе Знания и отрицание его Иваном — по политическим мотивам.
23.11.
Выкапывание ямы для столбика свыше 4 часов. Установка столбика 23. Ужин. Размышление днем. Медитация: подъем сокровищ на небеса, иначе приходят в мир пустыми и уходят тоже пустыми. Спокойствие. Радость. Запись в дневнике. Пластинка "Ты, только ты". Уханье ребят стало привычкой — дразнят. Выстругивание паза и опоздание на обед в связи с этим.
28.11.
Пробуждение. Рассказ и толкование снов. Киселев рассказывает сон: в Новосибирске видел горящую горстку машин, искры от нее обожгли крыши семи домов. Заборы отставили подальше, чтобы от заборов, если загорятся, не загорелись дома. Ссора с Иваном и его требование уехать — мне. Установка еще столбика. Теперь их 25. Можно и уезжать. Встреча с директором Золотаревым. Осмотр дома. Решение о фундаменте я поддержал — делать лиственничным, живым..."
Дневник этот — лишь малая зафиксированная толика тем, ощущений, мыслей, сопутствовавших всему происходящему в те дни, небольшой график "движения" личности в координатах строительства, где геометрически пересеклись множество человеческих жизней. В те дни в ежедневных коллизиях будней человеческая природа совершенствовалась в благороднейших принципах Агни Йоги: Труд, Творчество, Любовь.
В общем поступательном движении вперед судьба строительства вообще складывалась из множества персональных судеб в их неожиданных переплетениях — и драматических, и трагических, и комедийных, и даже с элементами фарса, как в истории N., женатого человека, новая романтическая влюбленность которого повлекла вмешательство в дела строительные всех сил — земных и небесных. Затевая "бракоразводный процесс", разъяренные высокопоставленные родственники "пострадавшей" жены "сбившегося с пути" энтузиаста поднялись на защиту фамильной чести, заручившись помощью — ни много, ни мало — работника службы КГБ, посланного под личиной энтузиаста собирать компромат. Агент был внедрен на строительство и проделал большую "исследовательскую" работу, прежде чем был разоблачен.
Практикуя интеллектуальную честность, избежать конфликтов на строительстве было нельзя в принципе, как и везде. После четырех лет их всеобщих усилий над головами строителей сгустились тучи, и последовали события, в значительной степени спровоцированные, но в конце концов поставленные Дмитриеву в вину как аурически снижавшие светлый замысел. На каком-то этапе все происходившее "около" оттеснило на второй план саму суть совершающегося дела.
Эпизод строительства едва ли не потерялся среди пристрастной памяти академгородковцев о "бракоразводных процессах" (выражение из "вопросов" к Дмитриеву), превратных толках о характере работы группы практикующих и проявившемся самомнении, самонадеянности, гордыне старшего группы. С тех пор рядом с именем Дмитриева истинно "продвинутые" сознания, что называется, "без завихрений", надолго закрепили негатив, перекрывший "для широкого общественного мнения" высокий смысл происходивших событий и создавший русло для потока домыслов и обвинений, до предела осложнивших судьбу уймонского начинания.
Тень легла на все строительство и на всю последующую жизнь Алексея Николаевича, с которого в конечном счете все и спрашивалось как с главного зачинщика общей крамолы — будь то бракоразводный процесс, чьи-то неразрешенные личные психологические проблемы, многочисленные комиссии с проверками дел на строительстве "в силу каких-то появившихся идеологических неувязок" или письмо в новосибирский обком КПСС с предложением проекта создания в Сибири Культурного Рериховского Центра. И спрашивалось в смысле самом прямом. Уцелели так называемые "Вопросы к Дмитриеву" в 1979 г. одного из сотрудников Института геологии и геофизики, безнадежно предвзятого, то есть идеологически "чистого" и не запятнанного вынашиванием лукавых замыслов "по вымогательству народных денег под благовидным предлогом", — по поводу заявленного в обком проекта. "Вопросы" содержали целый реестр обвинений и по тону своему - полуобличительному-полуугрожающему — удивительно напоминали письма европейца Хьюма к "туземцу" Кут Хуми, о которых Махатма сказал: "Они лежат передо мною, как само зеркало духа века сего, против которого мы боремся всю жизнь. В лучшем случае это безуспешная попытка ума, натренированного в приемах экзотерического мира, дать суждение об образе жизни и мышлении тех, кто для него неизвестен".
Архив строительства вообще хранит уникальные документы: от писем-проектов обращений в Москву в Президиум АН СССР (через М.А.Лаврентьева), к Президенту Индии Индире Ганди и Святославу Рериху — с целью подробного изложения всех имеющихся у энтузиастов планов на будущее по созданию музея в Уймоне как начала научного комплекса Новосибирск-Кулу, а позже, в момент возникшего на строительстве кризиса, — в Новосибирский обком с предложением о развертывании работы музея им. Н.К. Рериха по многим направлениям и преобразовании его в крупный Культурный Центр до — в конце концов — многочисленных объяснительных в дирекцию институтов, и, в частности, Института геологии и геофизики — в авторстве Дмитриева, тогда — завлаба суперперспективного направления — логико-математической обработки геологической информации и дважды кандидата: физико-математических наук и геолого-минералогических (впоследствии — доктора) по поводу обстоятельств деятельности инициативной научной группы, строительства и отправленного в ситуации спровоцированного кризиса в Новосибирский обком письма за подписью шести человек (участников строительства) с проектом создания в Сибири Культурного Рериховского Центра.
Не амбиции, не собственно желание как можно достойнее выйти из положения кризиса стояли за действиями авторов письма и даже не порыв праведников. Время, выверяя все сделанное, показывает, что оно было результатом осознания (как следствие преданности Учению) важности момента и все еще существовавших тогда в социалистической стране возможностей и перспектив развития на базе ЭТИКИ, а не ПРИБЫЛИ. Планы и Проекты, приводимые в письме к власть имущим в 1979 году, были синтетическим обращением в прошлое и будущее страны.
В одной из многочисленных объяснительных Дмитриева, написанной по требованию, в частности, администрации Института геологии и геофизики (начало 1979 года), говорилось:
"Широкий поиск ответа на вопросы эволюции жизни и психологии привели меня к изучению обширного материала за пределами специальности. Работы Бехтерева, Вернадского, Павлова, Ухтомского, Чижевского, Циолковского, заложившие основу моего общественно-научного образования, убеждают в строгом эволюционном согласовании психического и физиологического в человеке. Дальнейший поиск научных разработок привел меня к изучению трудов Рерихов. Исследования ряда вопросов психоэнергетики... связали меня с людьми тех же интересов. Так возникла инициативная группа изучения "Живой Этики", которая в течение десятилетия ведет работу. Подчеркну, что предметом нашего исследования является система, которая включает в себя аспекты науки, этики, космологии и философии. Основные усилия группы были нацелены на научные стороны системы, где и получен ряд позитивных результатов в области психоэнергетики и геоэкологии. Методология исследований по существу не отличается от общенаучной методологии, базирующейся на принципах диалектического материализма. Длительное и всестороннее рассмотрение деятельности инициативной группы, изучавшей учение "Живая Этика", со стороны партийных, государственных и общественных органов дало членам группы богатый материал к критическому анализу... В связи с целями и характером содержания данного материала считаю уместным дать краткую справку о системе "Живая Этика".
...Среди результатов деятельности инициативной группы важными считаю следующие:
По мере инспектирования работы группы (только со мной было проведено 16 бесед общей длительностью в 47 часов) у меня возник и, надеюсь, созрел внешний взгляд на проблему".
На высокие дмитриевские "костры сжигания старого в себе ради перспективы реальной жизни, проецируемые в исполнимое будущее", конкретный перечень предложений и планов и даже сметы, последовали марксистские семинары, разъяснительные беседы - и знаменитые "Вопросы" искушенного марксиста из ИГиГ:
"Считает ли он (Дмитриев) себя хорошо подготовленным к решению научных проблем, о которых ведет речь, также и решению социальных проблем, которые подразумеваются? Если нет, на чьи плечи он намерен взвалить дело организации Культурного центра? Кто должен пустить на ветер 200 млн. рублей?
Где гарантия, что предлагаемый им Культурный центр не станет средоточием шарлатанства и людей, мягко говоря, с нарушенной психикой? Может быть, автор убедился в слабости человеческого духа, узнав об отречении от его философской платформы некоторых компаньонов? Апостол Павел трижды за ночь отрекался от Христа не потому ли, что недостаточными были сила учения и психогенные воздействия Учителя, кстати говоря, и предрекшего сей досадный для богословия факт?"
Марксист-консультант по духовным вопросам, ничтоже сумняшеся перепутав апостола Петра с апостолом Павлом, спрашивал далее Дмитриева, в частности (тут же разоблачая всех сразу, весь блистательный ряд "неугодных" личностей: Блаватскую, Рерихов, — неотъемлемым звеном и продолжением которого в этом почетном контексте стал Алексей Николаевич):
"Известно ли ему, что сам Н.К. Рерих не претендовал на то, чтобы в изоляции Сиккимского захолустья в Кулу разобраться в сложной обстановке "раздираемого противоречиями мира", не претендовал на признание своих глубокомысленных (а во многом попросту изящно-софистических) упражнений в качестве стройной философской концепции?.. Что беспокоит автора больше: социально-политические противоречия мира? невосполнимые исчерпания ресурсов Земли при бешеном темпе промышленного производства? возможность опережения "потусторонними" (из капиталистического общества) силами нас по части "психогенных воздействий"?
Эклектизм учений (точнее — поучений) Рериха вряд ли способен что-либо добавить к тому, что давно известно из религиозно-философских концепций античности и средневековья и до сих пор не сумело исправить мир ни в целом, ни по частям:
Что вкладывает автор в понятие разумности солнечного луча? Разве Чижевский опускался до столь откровенной зауми (если не сказать глупости), выявляя связи между циклами солнечной активности и земными пертурбациями?
Неужели автор всерьез рекомендует изучать "труды" мадам Елены Блаватской? Как соотнести все это с изрядной долей реверансов материализму, коммунизму, ленинизму?.. Если автор уверен в силе психогенного воздействия, что мешало ему в продолжении 17 бесед с ним проявить свои способности и обратить хотя бы одного оппонента (а среди них наверняка были и такие, которые хотели разобраться в вопросе) в свою веру?"
Заключение, опережающее какие-либо ответы и объяснения, было суровым:
"Использование имени Рериха — не более чем ширма. Апологетика знаменитостей, заумность суждений, бьющая на эффект благовидность целей и тому подобные приемы всегда настораживают, в данном случае они вполне очевидны. Периодически возникающие волны богоискательства и мистицизма опасны не ударной силой в лоб, а медленным просачиванием в слабо сцементированные основания. Подобные проекты граничат либо с полнейшим невежеством, либо с психическими аномалиями, когда прожектеры не отдают себе отчета в целесообразности и исполнимости предлагаемого, либо возникают на почве гипертрофированного самомнения, к чему приводит, как правило, чрезмерное внимание к таким лицам со стороны окружающих".
Мог ли знать здравомыслящий скептик о том, что говорить во множественном лице у него не было никаких оснований, потому что "подобных лиц" поблизости не было — трансмутировавших, перешедших черту, а было "лицо", "овладевшее сущностью самообладания", — уже из другой эпохи, из будущего.
Психическая аномалия действительно была — и самого высокого свойства: редчайший случай действий прирожденного философа и ученого из тех немногих, свидетельствующих свои доктрины кровью.
Зато "не аномальным" оказалось большинство рефлектирующих сограждан, что и подтвердила со временем трагическая судьба страны, утвердившей совсем другие проекты.
Трудно представить, каким запасом психических сил нужно было обладать, чтобы выдержать ужас всего того сокрушительного словесного камнепада. И не только словесного.
Несколькими годами позже Алексей Николаевич писал в дневнике (фрагменты из которого ныне изданы в его художественном сборнике) как необходимом атрибуте его психологических самоуглублений, имея в виду все многочисленные вопросы, которые задавала ему жизнь вообще:
"Качели в очередном периоде колебаний поставили меня в гущу "зачем"? Зачем этот маршрут, да и вся эта работа, которая не приносит "ощутимой пользы"? Зачем это упорство в теме, которая с натяжкой "считается научной"? Зачем рисковать собой и людьми в своем и чужом фантазерстве вместо "твердой реальности"? Зачем ты хочешь кому-то что-то доказать? Ведь эти кто-то в гробу видели тебя и твои результаты, "неприменимые на производстве". Зачем ты нагружаешь информацией Ученый совет и тратишь "народные деньги"?.. Да, в новые времена новые формы распятий, но иуды все те же, и фарисеи, и, конечно, книжники всех мастей".
Именно дневники, записи в которых неизменно носили исповедальный характер и обладали силой художественного и философского обобщения жизненных наблюдений, стали откровением и — открытой "объяснительной", самой исчерпывающей среди всех, когда-либо написанных Алексеем Николаевичем:
"Всем вам один ответ: дерзаю по праву эволюции, по праву человеческого достоинства, по праву приращения знания. Ведь ощутимость пользы зависит от вашей системы ощущений, и жаль мне вас, если реальность, данная в ощущениях, сконденсировалась в сберегательную книжку: Страшно и то, что научность отождествилась с прибыльностью, проклятие "Капитала" ворвалось под видом всеобщего права на "высокий уровень жизни", наравне с "передовыми странами" — вот и все цели:
И овеществление "твердой реальности" ничего иного не означает, как раздавливание человеческих душ и трансформация их субстанции в костное вещество Земли. И тезис "все для производства" представляет всего лишь абсолютное оружие против всех форм жизни на Земле. И "деньги народные" не у народа покоятся... Вот и все. А если ты думаешь, что это выдумано мной, — заклинься в скальную щель в морозную ночь на высоте трех километров... Не приемлю кабинетного благоразумия и бездумной раскованности языка. Попробуй, а потом возражай. Хоть раз в жизни поставь себя на край. Хоть раз в жизни испытай угрозу иную, чем быть застуканным в чужой спальне:"
Трудно представить, как мог выстоять в такой ситуации человек даже такой степени выдержки, как Дмитриев. Остается только догадываться, что скрывалось за его непроницаемо спокойным, как свидетельствует его окружение, видом. Если это слово к нему вообще применительно, то драма Алексея Николаевича была извечной неминуемой драмой всех людей, опередивших время, людей уже иных возможностей сознания — как драма их невместимости современниками. Гете в "Фаусте" говорил:
Что значит — знать? Вот в чем все затрудненья!
Кто верным именем младенца наречет?
Где те немногие, кто век свой познавали,
Ни чувств своих, ни мыслей не скрывали,
С безумной смелостью к толпе навстречу шли?
Их распинали, били, жгли...
Печально, но позднее критиками А.Н. Дмитриева сделались многие умные устремленные люди с богатым опытом, "вырастившие" свои возможности, несомненно, именно благодаря встрече с ним, — человеком, способным к самой высокой абстракции, практике и синтезу, и наделенным при этом качеством адекватного выражения. Отдалившись и за давностью лет утратив всякое представление о сути деятельности своего — некогда — наставника, они забыли, что дмитриевская практика — действительно во многом чрезвычайная — всегда предполагала жертвенное напряжение, которое удержало бы в какой-то момент сам рушащийся мир. Учась управлять собой и собственными обстоятельствами, человек получает способность сдерживать натиск мирового хаоса. Задать уровень напряжения не было для А.Н. Дмитриева самоцелью, как и дружно вменяемые ему в вину гурджиевские система и методы. Никто не может быть в проигрыше в области духовной тренировки. Сознательное напряжение, труд и страдания ведут к открытию неисчерпаемой внутренней энергии. Они неминуемо необходимы для того, чтобы внутренний человек в каждом любым образом ожил, привлекая на Землю потоки энергий, необходимых для равновесия целой планеты. "Существует прямая связь между Агни-Йогом и мировыми событиями", — утверждает Владыка. Вся вменяемая Алексею Николаевичу вина была и есть вина максималиста и воина, предельно искреннего и последовательного в служении Высочайшему.
"Вера — величайшее и труднейшее из всех дел, — писал Кьеркегор. — Люди объезжают кругом весь свет, чтобы увидеть разные реки, горы, новые звезды, редких птиц, уродливых рыб, обрекают себя скотскому таращению на Вселенную и воображают, что видели нечто особенное. Меня это не занимает. Зато знай я, где найти рыцаря веры, я бы пешком пошел за ним хоть на край света, такое чудо меня целиком занимает. Я бы уже ни на минуту не упустил бы его из виду, не отрываясь, наблюдал бы за его душевными переживаниями. Я бы счел себя обеспеченным на всю жизнь и только и делал бы, что с благоговением наблюдал этого рыцаря и подражал бы ему, упражняясь в тех же душевных переживаниях".
События, кажущиеся сложными и даже неприятными, вообще неизбежны при утверждении нового широкомасштабного мировоззрения. Но они дают возможность увидеть человеческие сущности другого порядка и ограниченность существующей парадигмы, подготавливая к необходимости ее смены, — очень важная и мощная по своему значению работа.
Опубликовано в книге О.Е. Аникина, Под небом Уймона: Очерки истории строительства музея Н.К. Рериха
— Новосибирск: Изд-во Твердыня (Томск), 2002 г.