Под небом Уймона

Очерки истории строительства музея Н.К. Рериха

О.Е. Аникина

10

Сердце является самым мощным резервуаром для помощи другим.

Ясны примеры великих подвижников, которые питали всеми своими токами и далекое и близкое. Агни Йог является таким мощным питателем. На пути к миру Огненному будем чутко и бережно относиться к сердцу, которое знает огненную тоску.

"Мир Огненный", III, 62.

По стечению обстоятельств, А.Н. Дмитриев, начиная с 1963 года постоянно ведущий на Алтае научные изыскания, оказался в Уймоне и в момент создавшегося на строительстве кризиса.

Записи из дневника Сергея Смирнова: "Летом в 1977 г. в районе В.Уймон работала геофизическая экспедиция, возглавляемая А.Н. Дмитриевым. Один из сотрудников, приехав из Уймона, сообщил, что в селе был куплен сруб из-под дома-музея Рериха, и ждут в августе стройбригаду из Барнаула. Помню, что еще был разговор, не остаться ли и не помочь в строительстве.

Во второй половине 1977 года секретарь крайкома отправил академику А. Окладникову письмо с сообщением об осуществлении реконструкции Дома-музея Рериха и с просьбой помочь материалами по Центрально-Азиатской экспедиции. После этого Петр Лабецкий (участник строительства. — О.А.) встретился с Л.Цесюлевичем (февраль 1978 г.) и вернулся с фотографиями эскизов и убеждением, что остановка только за экспонатами. Сложилось впечатление, что здание готово. В апреле-мае 1978 г. стало известно, что в Уймоне ничего не было сделано. Было принято решение, используя отпуска, построить здание (сменяя друг друга.) Перед отъездом А.Н. Дмитриев дал мне 500 руб. Половина их пошла на закупку инструментов. Мы приехали в Уймон 12 июля и начали стройку 14. К началу строительства на его счету было 30 000 руб. и эскизы дома Атаманова, восстановленного на бумаге Н. Сошневой, при участии Л. Цесюлевича. Стройка началась по этим эскизам.

Для меня было вполне ясно, что все участники строительства были сфокусированы вокруг А.Н. Дмитриева, сознательно или бессознательно выделяя его как общего руководителя, хотя не помню такого случая, когда он давал какие-либо указания по техническим вопросам. Он сам приложил физические усилия на стройке. Помогал транспортом для перевозки грузов, помогал финансами и другими непривычными видами поддержки".

Можно сказать с уверенностью: именно благодаря существованию и присутствию Дмитриева и его группы почти утопическая по сложности в быстро отрезвляющей действительности возможность строительства на Алтае была использована, несмотря на невероятное количество видимых и невидимых вмешательств и препятствий, что могло быть под силу только людям выдающихся психических качеств. Хотя не столько объективные трудности, а именно чинимые препятствия и создали напряженный эмоциональный фон и пласт, который приходится преодолевать до сих пор. Феномен произошедшего — не преодоление трудностей как таковых и инстанций всех уровней, включая райкомы, обкомы, министерства и КГБ, а вмешательство своих же "братьев по духу" — рериховцев, на каком-то этапе оказавшееся роковым.

Сам А.Н. Дмитриев говорил позднее: "Назвали это музеем — строить лабораторию было нельзя, но и охаивать сейчас партийные органы — тоже лицемерие. Тут и большевики, и партийцы, и КГБ. Как ни странно все было сделано при этом перечислении: И торпедировал это дело не партком, и тем более не староверы: Они молоко приносили и трактор давали: Вероломство пошло от своих".

Элитарное московское присутствие на строительстве проявлялось в основном лишь косвенно, энергетически, но иногда и прямо — через частые появления на Алтае очень активной Рениты Григорьевой, признанного столичного режиссера. Именно ее конкретное прямое вмешательство и давление, стояло за драматическими событиями, на последнем этапе разыгравшимися на строительстве. Открытие готового музея надолго приостановили, на какое-то время как бы опровергнув саму концепцию строительства как утверждаемой памяти о Художнике и всю логику происходящего.

В рамках подготовки к первым Рериховским чтениям в Горно-Алтайске на страницах "Звезды Алтая" (26 мая 1989 г.) выступил отв. секретарь Горно-Алтайской областной организации РО Б. Бедюров. Он сказал тогда обо всем произошедшем: "Я отношусь резко отрицательно к тому, что где-то создался круг избранных, и, мол, только они вправе судить о рериховском наследии. Может быть, это было и оправданно в условиях административной системы, но теперь, в условиях демократии и гласности судить должен сам народ. Перестраиваться теперь должны все, в том числе и "рериховцы", до сих пор жившие обособленно и замкнуто: Те рериховцы, которые любят Алтай с далекого расстояния, только путаницу вносят своими вторжениями, никаких связей с местной интеллигенцией иметь не хотят... Тот узкий круг рериховцев, который действовал до сих пор, если присмотреться внимательно, действовал командными методами. История музея в Верхнем Уймоне — наглядное тому подтверждение. Кому-то не по душе пришлась самостоятельность инициативной группы новосибирского Академгородка — и в результате создание музея затянулось на десять лет"...

Со временем, кажется, все-таки мало что изменилось. Учительница из Усть-Коксы, из приехавших на строительство рериховцев, уже на рубеже тысячелетий рассказывала: "Н. Бондарчук и Н. Бурляев выстроили в Огневке огромную резиденцию — что-то вроде дачи или киностудии, или всего сразу. Стоило это все бешеных денег. Субсидировал Репников, бывший рядовой учитель физики, в пору перестроек занявшийся реализацией пантовой продукции. Деньги появились бешеные; сам деловой, умный, щедрый; дал деньги на техническое оборудование — самое дорогое. Года 3-4 не слышно было, чтобы москвичи появлялись в Коксе. Потом в тех местах появилась часовня. Андрей Владимирович, священник, взялся ее освещать. Галина Ядревская ему содействовала. В клубе собрались все. Н. Бондарчук тоже была, крестилась, целовалась, а позже вдруг представила документы, что священник не имел права освящать часовенку: открылся большой негатив: Больше Бондарчук не появлялась. Тогда пошли разговоры, что из часовни всех "выселят". Ядревская Галя в результате вообще уехала (такое ощущение, что попросили уехать, выжили). Но до выселения не дошло"...

Упоминаемая здесь Галина Ядревская была деятельной участницей событий в Чендеке, человеком, приехавших на Алтай на волне увлечения идеями Живой Этики. Поистине, идея вещи отличается от самой вещи: создать общину рериховцы намеревались и в Чендеке — там действовала группа во главе с Зоей Тряпичниковой (условно представлявшей "спиринскую" линию). Они пытались двигать дело и выпили свою чашу испытаний действительностью, но на каком-то этапе потерпели неудачу. К началу нового тысячелетия в Уймоне существует почти готовое здание-копия действующего музея (строительство начали в 1995-м году) — заботами единомышленников З. Тряпичниковой, умершей в 1996 году, то есть теперь в Уймоне рядом сосуществуют два здания — в совершенно разных концепциях и перспективах. В этой второй "редакции" и доосуществилась наконец "умеренная" идея строительства мемориала в рамках культурно-этнографического комплекса Леопольда Цесюлевича и Натальи Спириной, ничего в мироздании не меняющая кардинально.

О событиях, происходивших в Чендеке в 70-е годы, можно узнать из публикаций А. Соболевского в газете "Наука в Сибири", во всяком случае, так, как он их видел: "Строительство дома-музея шло полным ходом: весть о нем слухом, почтой, молвой — облетела страну: Ехали чаще всего не столько на помощь бригаде энтузиастов, сколько просто сеять "разумное, доброе, вечное". Бросали весьма изысканные общество, бросали вузы, НИИ, кафедры, чтобы жить у подножия сияющей Белухи, чтобы посвятить жизнь без остатка просветительской работе. Что это были за люди? По профессии — только творческие работники: актриса, ученые, культпросветработники, педагоги. Своеобразным центром просветительской работы стало село Чендек. Там, сменяя друг друга, заведующими клубом работали Г. Н. Ядревская, М. П. Шуминская и З. К. Тряпичникова, в музыкальной школе — супруги Игнатовы, М. Петрова, в средней школе — В. Петров и другие. Работа поначалу спорилась, ведь за нее взялась целая группа единомышленников, и каждый был по-своему безусловно талантлив. Владимир Петров ратовал за внедрение в средней школе шаталовского метода, музыкальную школу решено было превратить в синтетическую школу искусств, работавшую по предложенным Н. К. Рерихом педагогическим принципам. Немало интересного предлагал и сельский Дом культуры: "Суд над гражданкой "Экстрой"", литературно-музыкальный вечер "Память", посвященный Дню Победы, вечера для молодежи, дискотеки, концерты...

Спрашиваю: "А местные жители — насколько они были приобщены к вашей деятельности?" Выясняю: агитбригада из 15 человек включала только 4-5 человек из сельчан. Объясняли это разницей в культурном уровне: Пришедшие издалека просветители так и остались чужаками, и смотрели на них как на чужаков. Главное же, что предопределило крах этой инициативы — нежизнеспособность многих начинаний. Брошенный Г. Ядревской клич начать собирать краеведческий музей люди поддержали: принесли немало интересных экспонатов. Но заниматься исследовательской работой по систематизации не смогли, хотя интересную экспозицию в Доме культуры создали, не сделав даже описи. Две старопечатные книги из музея просто украли, а все остальное осталось просто лежать, сиротливо прикрытое одеяльцем в служебной комнате. Школа искусств на деле обернулась двумя экспериментальными классами. Уехало из Чендека большинство — кто-то вышел таким образом из конфликта, кто-то понял всю несостоятельность затеи. Остались три молодые женщины".

А дальше журналист (тогда — недавний выпускник исторического факультета НГУ) делал обо всем вывод вполне в духе времени и исторической науки, которой его научили, оценивая обстоятельства строительства в свете "живительной силы ленинского учения об интернационализме", напирая на недостаточную идеологическую чистоту деятельности и сочувствие людям, не сумевшим навести связи с алтайским народом (имея в виду в первую очередь строителей из Чендека).

Статья, коснувшаяся и вопроса авторства идеи, как минимум оказалось отнюдь не исчерпывающей и верной во всех деталях. Совсем не маловажным был факт, что широко заявленное дело строительства в Верх-Уймоне — в самом начале "зависло" на месте, теряя накал, импульс.

Тем удивительнее через 20 лет было слышать версию, по которой строителям из Академгородка отвели скромное место исполнителей, добротно продолживших героическое начинание других людей. Нашлись и такие, которые заговорили о нечистоте мемориального места, самих стен, хранящих вибрации пришлых случайных людей — тех самых шабашников, бездумно нанятых в самом начале инициаторами из Барнаула. Действительно, группе Дмитриева и Смирнова пришлось потом "прожигать место кострами" — после всех вывезенных мусорных куч в прямом и переносном смысле.

Поистине — "особенное добро преследуется как бы особенным злом". Ключевые понятия Агни Йоги — гармония и радость. Но иногда для того, чтобы полнее понять концепцию, надо погрузиться в ее полярность. Не случайно великий Будда, по свидетельству Елены Ивановны, избирая учеников, прежде всего испытывал их на вмещение так называемых пар противоположностей: "Если ученик не мог вместить этого, Будда не приобщал его к дальнейшему знанию. Познание действительности достигается лишь путем вечной смены и сопоставления пар противоположений". В этом смысле обстоятельства строительства вряд ли вообще могли быть легкими, включая и обстоятельства жизни человека, в назначенное время чудесным образом оказавшегося там, где требовалось, и сделавшего то, что требовалось. Но чудеса тем и примечательны, что выражают скрытые закономерности и планы.

А.Н. Дмитриев, геолог и геофизик, "по штату" знавший Алтай и "приписанный" к нему, уже давно во множестве аспектов работая там в ключе Учения по теме природных аномалий и НЛО, принципиально исследовал Алтай как гелиочувствительную область. Позже, в 1991-м году, в книге "Неизбежность необычного", он писал: "Мы — здешние. Тем не менее, можно развить в себе некоторые возможности, они позволят нам быть больше, чем трехмерное существо. Если мы правильно самоорганизуемся в эмоциональном, интеллектуальном, волевом планах, то мы сможем делегировать себя туда (в параллельный мир. — О.А.) и воспринять там нечто".

Музей на том этапе и был способом и возможностью такой самоорганизации. В варианте Дмитриева предполагалось создание не только здания музея, но прежде всего Общины, увязывавшей людей на совершенно новых основаниях и совершенствующих себя в живом деле, чтобы душа, испытывая чувство ответственности, могла созревать. "Община Духа есть высшее преображение жизни. Община Духа не зависит от внешней формы. Она творится там, где живет понятие РАСШИРЕНИЯ СОЗНАНИЯ". Нужно ли говорить о том, каким сложным было дело объединения и сотворчества многих людей, памятуя о том, что Учение считает базовым образование нуклеусов лишь из 2-3-х человек — из-за существующего несовершенства человеческой природы (!). Легче сдвинуть гору, чем изменить сознание — говорит Учение. В случаях самых глубоких изменений и продвижения требуется не мягкость, а упорство, твердость и несгибаемая воля.

Как всякая мистерия, строительство символично и в целом, и в своих подробностях, и потому факты и ситуации, с ним связанные, как бы неисчерпаемы. Знаменательны даже мельчайшие обстоятельства, так как они, несомненно, несут особую смыслонагрузку. (Любопытно, что я занялась историей музея в 1999 году; Алексею Николаевичу было тогда 66 лет, а родился он в 33-м году. Любопытно, например, что Михаил Лаврентьев, как и Михаил Ломоносов, в равной степени уверовавшие в будущее Сибири, родились 19 ноября. И так до бесконечности.)

Перейти к оглавлению

Опубликовано в книге О.Е. Аникина, Под небом Уймона: Очерки истории строительства музея Н.К. Рериха
— Новосибирск: Изд-во Твердыня (Томск), 2002 г.